Вадим Бабенко

В год, когда наша фирма вышла на биржу, я стал чувствовать, что больше не управляю своей жизнью. Я кружился в водовороте событий и обязательств, чужих интересов и чужих мнений, вырваться из которого казалось невозможным. И при этом, моя жизнь нравилась мне все меньше. Можно сказать, не нравилась совсем. Тогда я принял волевое решение, взял десятидневный отпуск и, в несезон, уехал в город Nags Head в Северной Каролине – побыть наедине с океаном.

Там я отключил телефон и не включал его до возвращения в Вашингтон. Я не взял с собой лэптоп и все десять дней не разговаривал ни с кем. Даже с кассирами в супермакете я общался без слов, одними кивками, что их, впрочем, не удивляло. Очевидно, я был не первым, искавшим в этих местах предельную отрешенность от мира.

Главная проблема касалась моего писательства. Я всегда говорил себе, что литература – мое призвание, то, что я умею делать лучше всего. Я обещал себе, что как только у меня будет возможность писать, не думая о деньгах, я брошу все и засяду за письменный стол. Я напишу великие книги, отдав им все силы, вложив в них все, что есть во мне...

И вот, у меня появились средства. Я не стал богат, но мог позволить себе заниматься чем-то, не приносящим немедленного дохода. Однако, вместе со средствами, у меня появились высокая должность, большой кабинет, несколько ассистентов и множество подчиненных. Появились власть и статус, и ответственность за немалое количество людей. И ожидания по поводу моей карьеры, моего будущего, которые я слышал со всех сторон.

Собственно, пора было решать вопрос: что выбрать.

Я отпихивал его в сторону почти год, не решаясь подступиться к нему вплотную.

В Nags Head, бродя по песчаным дюнам, я задавал себе его и только его, не отвлекаясь ни на что другое.

Почти сразу, я понял, что ощущаю страх – это было непривычно. В моем прошлом хватало вещей, которых следовало бояться, но я не боялся и всегда шел напролом. Тут же я по-настоящему оробел – мне казалось, что я теряю слишком много. Что я подвожу слишком многих – а я не люблю подводить людей. Я пережевывал ситуацию вновь и вновь, двигаясь по кругу. И не видел ни одного аргумента, что позволил бы разорвать этот круг.

Как-то раз разыгрался шторм, потом океан успокоился, хоть ветер свирепствовал не на шутку. Я брел вдоль кромки воды по совершенно пустому берегу. Внезапно, прямо рядом со мной началось представление – стая черных пеликанов затеяла охоту. Они поднимались в воздух, зависали на мгновение, потом пикировали, ныряли и вновь взмывали вверх, высматривая добычу. Их было много, зрелище завораживало. Я остановился и стал смотреть. Так продолжалось около четверти часа, а потом... Потом я услышал женский крик.

Наблюдая за пеликанами, я не заметил, как на пустом берегу появились люди – и как у них случилась беда. Неподалеку, метрах в тридцати, женщина наклонилась над упавшим мужчиной. Я подбежал к ним – с мужчиной, по-видимому, случился сердечный приступ. Он был в сознании, но не мог говорить, лишь жутко, хрипло вдыхал и выдыхал воздух. Женщина уже звонила в 911 – к счастью, у нее был телефон. Я не знал, что нужно делать и как помочь. Потом догадался – сбегал к ближайшему дому за дюнами и узнал его номер. Женщина перезвонила в службу спасения и уточнила наше местоположение. Ей сказали, что скорая недалеко и приедет через пять минут.

Эти пять минут показались мне вечностью. Страшно находиться рядом с умирающим человеком, не умея ничего для него сделать. Женщина лишь держала его за руку и повторяла – он же спортсмен, бегун... Мужчина был чуть старше меня на вид. Его лицо представляло собой маску смерти. Я чувствовал, что он цепляется за жизнь из последних сил.

Наконец подоспела скорая – и тут нам повезло. Недавно был дождь, мы находились недалеко от дороги, ведущей к пирсу, и машина смогла проехать по мокрому песку прямо к нам. Санитары занялись больным, на песке появились капельница и носилки. Потом его погрузили в фургон, женщина забралась туда же, и скорая уехала. Я остался один.

Все продолжалось совсем недолго, но я будто очнулся в другой жизни. Я осматривался вокруг, словно не узнавая – берег, океан, дюны. Потом побрел в сторону своего дома и вдруг увидел, что пеликаны прекратили охоту и сидят на воде у берега, качаясь на волнах.

Я подошел почти вплотную – они меня не боялись. Тот, что был ближе всех ко мне, казалось, смотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд и сказал ему: да. Я сказал это вслух, зная: все мои вопросы решены, сомнений не осталось. Более того, я сразу понял, как назову свой первый роман – у меня не было выбора. Вообще, напоминание о скоротечности жизни всегда хорошо прочищает мозги.

Вернувшись в Вашингтон, я не стал ждать удобного момента. Я сразу объявил всем, что ухожу из бизнеса – навсегда. Расставание было бурным – были и эмоции, и предательства, и попытки меня подставить. Мне угрожали, меня упрашивали и стыдили. Надо мной смеялись, как над полудурком. Меня это не трогало ничуть. Я хотел лишь одного: поскорее начать писать.

И вскоре начал.